В передаче «Уроки русского», вернувшийся в телевизионный строй после взрыва автомобиля Захар Прилепин посетовал, что российский патриотический фильм «Свидетель» собрал в прокате всего шесть миллионов рублей ($62400) при государственном финансировании в размере двухсот миллионов рублей ($2 млн). Как обычно, Прилепин объяснил кассовый провал фильма происками врагов подлинной русской культуры вообще и СВО в частности. А российская критика, что выступила по поводу произведения режиссера Давида Дануанишвили и сценариста Сергея Волкова, выступила с прямо противоположных позиций. «Такое говно позорит великую войну», — заявили одни. «Слишком уж по-человечески, — сказали другие, — отношению к борьбе Украины против империи может только навредить». Разумеется, фильм с таким провенансом не мог не заинтересовать «Либерала», и, не без усилий – кинопрокат прекратился, а на официальных стриминговых платформах фильм еще не выложен (да и не факт, что будет выложен вообще), мы его посмотрели. И вот, что увидели.
Одной из особенностей российских пропагандистских художественных произведений в период с 2014 по 2023 годы является нечеткость основного сообщения. Зрителю ничего не объясняется конкретно, и ему приходится делать предположения из контекста. Таковы случаи с «Крымским мостом», «Солнцепеком» и многими другими произведениями, созданными представителями так называемой «Z-культуры».
Не избегает этого и «Свидетель», главный герой которого великовозрастный бельгийский скрипач-виртуоз Даниэль Коэн после конкурса в Москве, где не получил заслуженной награды, как бы в компенсацию получает предложение украинского олигарха Цехоновского выступить в Киеве за баснословный гонорар. Оставим в стороне вопросы про немолодого бельгийского скрипача по фамилии Коэн, необходимости его участия в конкурсе в Москве и т.д. и пойдем по пути, проложенному авторами.
Коэн – человек не от мира сего. Он не пользуется мобильным телефоном, а для связи с малолетним сыном использует телефон щуки-менеджерки, которая с легкостью отправляется вместе с ним в Киев. Приехав в Киев февраля 2022-го Коэн ничего не понимает, а и не хочет понимать. Ему бы поскорее к сыну в Брюссель. Матери у сына, кстати, не наблюдается, что автоматически вызывает у зрителя вопросы. Виртуоз поглощен собой и музыкой и не видит разворачивающейся вокруг драмы в духе сначала Лукино Висконти, а потом Лилианы Кавани. Именно так выглядит вечеринка украинских олигархов, где Коэн сопровождает трапезу высоким искусством.
Менеджерка не теряет времени даром и успевает вступить в некие отношения с помощником олигарха Панчаком, который, перекрывая скрипку, кричит «Слава Украине».
Наутро виртуоз просыпается в загородном доме олигарха от поистине адских звуков ракет, и начинается то, что всем уже известно. Мобилы у Коэна нет, посольство Бельгии съехало во Львов и не отвечает на звонки, пригласивший олигарх еще в три часа ночи улетел с семьей в Израиль. Патовая ситуация. При этом ни сам скрипач, ни его менеджерка не говорят ни по-русски, ни по-украински, но тем не менее отправляются в Киев в надежде найти Панчака, который должен им помочь.
Панчак, однако, оказывается вовсе не шестеркой Цехоновского, а полковником, прости, Господи, «Азова». Он треплет менеджерку по щеке и посылает по известному украинцам и россиянам адресу. Но девушка не сдается и нарывается сперва на изнасилование, а потом и убийство. Коэн остается наедине со скрипкой и геополитической трагедией.
Добрые англоязычные украинские полицейские сажают его на поезд до Львова, но… Поезд останавливают хрен знает кто под руководством Панчака. Высаживают из вагонов мирных жителей. Куда высаживают, остается загадкой. Но Коэна Панчак узнает и загоняет в свое, не побоимся этого слова, маньяческое логово. Там бельгийского скрипача обрабатывают и визуально – показывают пытки, и тактильно – топят в тазу с водой, после чего заставляют играть за жизнь и еду. К этому моменту Коэн слегка соединяется с реальным миром и предлагает садисту Панчаку сыграть «Хорста Весселя», но тот не промах и заставляет скрипача сыграть «марш сечовых стрельцов». Диалоги Коэна и Панчака вызывают в памяти полковника Курца из «Апокалипсиса наших дней» Копполы. Переход о Висконти и Кавани к Копполе выдает мощный образовательный бэкграунд создателей фильм.
Дальше наступает десятиминутка лирики: Панчак дарит Коэну «женщину». Мать-одиночку с сыном, ровесником сына скрипача, которая оказывается учительницей из Авдеевки Донецкой области, убежавшей, впрочем, не от обстрелов, а после измены мужа.
Экшн в этом вялом двухчасовом рассказе возникает в последние 15 минут. «Азовцы» Панчака сгоняют всех мирных жителей на вокзал села Семидверье, а затем бьют по зданию вокзала «Точкой-У». Вышедший подышать Коэн оказывается единственным выжившим, которого спасают российские войска.
Вернувшемуся в Бельгию Коэну предлагают интервью, в котором он должен рассказать об ужасах русского плена. «Да нет, же, — отвечает Коэн, — ужасы были как раз в украинском плену». Но ему никто не верит.
Так же, как трудно поверить авторам фильма, специально выбравшим в качестве героя «ненадежного рассказчика» — глубоко погруженного в себя человека, абстрактного гуманиста непонятных политических пристрастий и этничности, отца непонятно откуда взявшегося ребенка. Может, он и правда перепутал языки и шевроны?
И это действительно важный момент для понимания российской творческой пропаганды – любая история может перевернуться в любую сторону, в пользу каждого из стейкхолдеров конфликта.
Остается только добавить, что собственно русская речь в «Свидетеле» используется исключительно на уровне междометий: примерно 90 процентов экранного времени герои говорят по-английски и 9,7% по-украински. Неужели это заявка на Канны и международный прокат?
