Каждый раз обращаясь к так называемой «новой религиозности», мы понимаем, что эта «новая религиозность» все такая же, как и 35 лет назад. Тогда для советского человека заново открыли религиозные учреждения и разрешили их посещать без опасений для карьеры и свободы.
И тем не менее, время от времени говорить о «новой религиозности» необходимо. И необходимость эта вовсе не ритуальная, а, скажем так, житейская. Ведь тогда, в момент распада страны победившего атеизма, ставшая маркером идентичности новообретенная религиозность прочертила в обществе новые линии противостояния, ставшие поводом для межконфессиональных конфликтов как минимум на территории трёх закавказских республик: Армении, Грузии и Азербайджана. Как в форме погромов, так и военных действий.
В обществе, декларирующем свободу совести, совесть легко освободить в любой нужный момент. И новая религиозность тут как нельзя кстати.
«Уверование» стало подразумевать не отказ от грешного поведения как такового и его последствий, а отказ от обязательств перед другими людьми и обществом, которых всегда можно обвинить в греховности и растленности, а значит и лишить всех прав, и прежде всего право на человечное отношение. А ещё новая религиозность — это создание новых «более выгодных» связей и сообществ.
Партийные и политические соратники, крестящие детей друг друга, обретают связь и коррупционные возможности почище, чем у знаменитого «Крестного отца». Кто ж упрекнет крестного за роскошный автомобиль или дорогостоящий тур в подарок великовозрастному крестнику? А дизайнерские бриллианты крестнице? Особенно это удобно, если крестный отец-бизнесмен прямо по поговорке приходится кумом госчиновнику высшего ранга?! Взятка? Да вы что?! Просто подарок любимой крестнице! Интересно, что законом такие отношения – в отличие от родственных – никак не регламентируются. Кто чей кум – дело семейное, его влияние на коррупцию отследить можно только сугубо обывательскими методами, а перед законом все чисты. Да и стать родственником или даже свойственником можно только ограниченному числу людей, а вот та или иная степень религиозного родства количественных границ не имеет. Братья и сестры по вере поддержат друг друга во всем. Даже если их религиость не имеет никакого сакрального или духовного свойства.
Но это – практика элит, как собственно и все остальные практики преумножения богатства и власти. У бедных даже религиозность работает в сторону уменьшения заботы и солидарности. Сколько примеров мы знаем, когда братьям по вере завещают имущество в обход родных детей; когда, уверовав прекращают помощь детям, рожденным в «греховной связи». Не везет и состарившимся родителям-атеистам – их неофиты принуждают к показной религиозности в обмен на примитивную помощь по хозяйству.
Но в наиболее сложном положении оказываются женщины, связавшие свою жизнь с человеком, поймавшим после нескольких лет брака или сожительства религиозное просветление и начавшим внедрять в так или иначе налаженный семейный быт патриархальные практики – определенную одежду, способ и режим питания, репродуктивное поведение. И опять же наши законы никак не защищают женщину от конфессионального давления супруга. Нельзя, впрочем, сказать, что внезапная религиозность создает проблемы только женщинам. Мужчинам в ситуации ухода жены в религию тоже не просто, но, как ни крути, религиозный поворот в жизни женщины, как и все патриархатное, мужчинам как-то удобнее. Мужчину по крайней мере не станут бить: как в Домострое, и не станут заставлять носить хиджаб.
Отдельный и очень печальный вопрос – воспитание детей в религиозном духе. Заявлять, что это однозначно плохо – язык не повернется. В конце концов в основе почти что любой религии лежат те самые общечеловеческие ценности – любовь к ближнему, соблюдение правил рода и общины, уважение к людям, неприятие убийства, воровства и других некрасивых и опасных проявлений человеческой жизни.
Но вот способна ли дать полноценное воспитание неофитская семья, добавляя религиозную составляющую к стандартному набору знаний современного человека, или ребенку придется познавать мир с помощью мракобесных, антинаучных и травмирующих психику представлений?
Вероисповедание чем дальше, тем больше возвращается в стратифицирующую фактор. Трудно работать в коллективе, где постоянно подчеркивается конфессиональная принадлежность каждого из участников, трудно жить в районе, населенном людьми с другими религиозными представлениями и соответственно, например, днями веселья и траура. Постсоветские города пока еще не рассчитаны на жесткую конфессиональную сегрегацию, но при отсутствии должного регулирования эта сегрегация будет происходить стихийно и уж никак не в пользу тех, кому не повезло проживать в стремительно заселяющемся представителями другой религии районе.
Нужно ли бороться с новой религиозностью? Конечно, нет. Опасно ли это явление — однозначно да. Слишком опасно, чтобы с ним бороться. Кто сомневается —тому Франция в пример. Со всеми ее запретами на религиозную символику в госучреждениями, Шарли Эбдо, и отрезанной головой школьного учителя. И пускать дело на самотёк тоже нельзя. Тут в пример сомневающимся поликонфессиональная и ещё вчера такая умеренная с точки зрения религии Сирия. Вопрос новой религиозности требует крайне осторожных подходов. Следует учитывать ее разнообразные как позитивные, так и негативные стороны. И дело тут вовсе не в оскорблении чьих-то чувств, а в национальной безопасности, сутью которой является благополучие и комфорт каждого гражданина вне зависимости от его веры или неверия.
