Российскую пропагандистскую машину регулярно, и, в целом, справедливо обвиняют в создании культа личности Путина. Однако, справедливо ли утверждать, что «Этим» занимались одни лишь россияне? На мой взгляд, украинская и западная пропаганда участвуют в его раздувании ничуть не меньше. Он, дескать, чуть ли не единолично определяет политику Кремля. Он лично руководит на каждом участке российской внешней и внутренней политики, а уж конфликт в Украине развязал он лично. Встал не с той ноги и решил, что настало время сохранять власть именно этим экстравагантным способом, А еще сошел с ума, конечно же. Тексты, продвигающие данную точку зрения, десятками выбрасываются в мировой эфир. И вывод соответственно: немедленное отстранение президента РФ от власти вследствие революции, покушения, или заговора, А далее все пойдет уже иначе.
Между тем, вся эта чушь льющаяся на голову человечеству, не имеет, и не может иметь никакого отношения к действительности. Потому что, как писал Антон Павлович, — «этого не может быть потому, что не может быть никогда», как бы мы все ни любили простые ответы на сложные вопросы. Даже если такого рода публикация появляется в респектабельном глобальном СМИ — это чушь, и чистой воды спекуляция. Даже (тем более) если под ней стоит подпись осведомленного в кремлёвских делах и даже вхожего туда эксперта, как например недавно увидевшая свет на страницах лондонского The Economist колонка Михаила Ходорковского. Так думать удобнее, но отнюдь не правильнее, при этом, итогом такого рода упрощений становятся ошибочные выводы и катастрофические рецепты выхода из сегодняшнего кризиса.
Между тем, очевидно, что двигателем истории не исторические личности, какими бы масштабными они ни казалась. Кто из великих только ни писал об этом — и Фридрих Энгельс, и Лев Толстой, и дружный хор историков Третьего Рейха. Исключение — дискурс о Сталине. Однако, во-первых, от дискуссии о Сталине, вне зависимости от стороны, занимаемой тем или иным участником, почти в 100% случаев веет дурдомом, а во-вторых, тема диктатора-Путина не самостоятельна, и как бы является попыткой проекции антисталинских кампаний 50х и 80х гг на современную реальность.
На самом же деле диктатура, точнее управление, к которому мы относим это определение, это, прежде всего, государственная машина, а уж потом личная воля тех, кто стоит во главе. И чем меньше лидер вмешивается в работу самодостаточных, движимых коллективной волей сотен тысяч маленьких и не очень столоначальников, тем проще ему оказаться в кругу политических долгожителей. Роль такого рода лидеров — озвучивать коллективные решения, принимаемые на совещаниях, и, соответственно, брать на себя личную ответственность.
В любом государстве существует естественный секторальный конфликт, связанный не только с распределением бюджета, но и подходами к решению тех или иных задач. Ведь если государственные деньги идут на армию и полицию, то их приходится извлекать из образования и медицины, если государство накапливает средства в стабилизационных фондах, у него не будет средств на поддержку малообеспеченных, а рекомендации по вопросу международных отношений, предлагаемые военными, будут коренным образом отличаться от подходов дипломатов и финансистов. Таким образом, совещания с участием главы государства — это перетягивание каната между представителями различных секторов, где активными участниками дискуссии оказываются также представители законодательной и судебной власти, а роль председательствующего — окончательное решение, как правило, если не консенсусное, то компромиссное.
Решение по Украине, как бы этого ни хотелось комментаторам в СМИ, очевидно, тоже не принималось единолично. И стало оно итогом целого ряда внешнеполитических провалов, ослабивших позиции условной партии мира, и, соответственно, усиливших позиции сторонников жестких мер. Возьму смелость предположить, что причиной такого решения стала невозможность запуска газопровода Северный Поток 2, экономическая значимость которого была важнейшим аргументом «партии мира». Такой вывод выглядит вполне логичным, как только мы отходим от образа Путина-диктатора, и смотрим на Россию как на практическую, а не идеальную автократию. И очевидно, он не очень удобен всем тем, кто восемь лет требовал ужесточения санкций.
Если развить эту крамольную мысль дальше и перейти к вопросу об отстранении Путина от власти, столь желанного в Киеве, Брюсселе, Вашингтоне и Лондоне, то логически вытекает ещё один вывод: этот процесс был запущен в момент, когда первая ракета была запущена в направлении Киева. Ибо Путин нужен как центр принятия решений лишь до тех пор, пока у власти существует выбор. Подчинив лидера, победившая группировка уже не нуждается в его одобрямсе. Некоторое время она готова терпеть его присутствие на посту, но уже в роли не лидера, а шкурки от него. Эдакого ухоженного чучела выхухоли, показываемого в телевизоре.
Сегодня рано говорить, куда сместился центр принятия решений: в Совет Безопасности, в Минобороны, или в Госдуму, ставшую инициатором подорвавшего вялотекущий донбасский конфликт решения о признании Россией независимости республик ОРДЛО, и председатель которой Вячеслав Володин всегда рассматривался московскими ястребами как свой человек в окружении Путина. Однако очевидно, что новый центр влияния будет все более заметен, а его укреплению будут способствовать разного рода кадровые перестановки: в министерствах, среди губернаторов, сенаторов и руководителей министерств, и даже руководства администрации президента.
Так зачем же Запад так акцентирует внимание на личности Путина?, — спросит читатель. Отвечаю: именно потому, что не хочет решать проблему войны в восточной Европе, а стремится загонять ситуацию в ещё более глубокий тупик. Ведь пока мы возлагаем ответственность на Путина лично, мы можем считать позиции РФ чудачеством вождя, а вовсе не попытками РФ защищать свои жизненно важные интересы. И игнорировать их, соответственно. Это очень удобно для Вашингтона и Брюсселя, но это удобство достигается за счёт Киева, который бомбят россияне, и где гибнут наши сограждане. Касательно же Путина, то уже совершенно не важно, чем закончится конфликт в Украине, он уйдет по его итогам. Вот только последствия его ухода едва ли понравятся тем, кто сегодня видит в нем спасение.
