Всякий журналист, имеющий опыт работы в зоне военного конфликта знает: война — это всегда фейки. Дезинформация (то есть создание фейка) — одна из важнейших задач военных разведчиков — как в ходе боевых действий, так и в процессе подготовки к ним. Посредством информационных манипуляций и провокаций достигаются разного рода цели, спектр которых включает в себя как сугубо информационные задачи, так и тактические. Например, можно имитировать на камеру бОльшую силу, чем ты на самом деле обладаешь. Так можно успокаивать население обещаниями скорой победы, предотвращать панику, даже заставить противника обходить твоё расположение десятой дорогой, маневрируя, а не пытаясь тебя выбить, из удобного плацдарма. А можно, наоборот, изображать слабость, заманивая противника в западню, например, пряча во время съёмки новостного сюжета большую часть имеющейся в распоряжении техники. Можно распускать страшные слухи о насилии, которое неприятель совершает в отношении мирного населения, и провоцировать дальнейшие конфликтные ситуации, толкая врага на большую жесткость. А то и похуже прецеденты имели место: в 1945 году жители немецких городов, напуганные историями о зверствах советской армии, совершали коллективные самоубийства накануне входа советских войск. Ибо погибнуть таким способом легче, чем вместе с детьми оказаться съеденными заживо орками.
Однако главное направление дезинформационный кампаний — это обвинения противника в нарушении законов войны. Ибо в современной войне реноме сторон часто решает больше, чем победа на полях сражений. Так, например, исламские экстремисты проигрывающие почти все войны, все равно побеждают в войне за умы людей. Ибо чем больше войны, тем больше бедности. А значит и религиозных фанатиков. Ибо, как пел гений панк-рока: «не бывает атеистов в окопах под огнём». А чем больше религиозных фанатиков — тем больше войны. Порочный круг замыкается, генерируя новые и новые витки насилия.
Тема нарушений законов войны, слухи о якобы имевшихся военных преступлениях, играют далеко не последнюю роль в процессе кампаний по эскалации насилия, ибо очевидная несправедливость рождает вполне здоровое чувство протеста. Так, преступления американцев в Ираке не запугали жителей Ближнего Востока, а наоборот, подтолкнули к возникновению ИГИЛ. Фейковые обвинения Муаммара Кадафи в расстреле мирных протестов с вертолетов обеспечили бомбардировки Ливии странами НАТО, разрушивших оборонную и полицейскую инфраструктуру страны, и обеспечившие условия быстрого захвата повстанцами (вчерашними мирными протестующими) арсеналов силовиков. А еще, обвинения в преступлениях против человечности порождают международное давление, обеспечивающее необходимый результат: свержение правительства, вывод иностранных войск, признание права на независимость, автономию, как минимум замораживание наступления на том или ином направлении для обеспечения безопасной работы комиссий.
В этой статье я не буду брать на себя функции разоблачителя продвигаемых сегодня СМИ и в соцсетях фейков. Не буду разбирать до винтиков топовые новостные материалы — такими разборами тоже полон интернет, и они часто не менее манипулятивны. Постараюсь объяснить законы и принципы, по которым вы сможете лучше ориентироваться в мире реальных и фейковых новостей, отделяя зерна от плевел. Помочь вам выбрать удочку фейколова, которой вы сами натягаете тех самых лещей, карасей, судаков и щук, из которых ежедневно варится для обывателя информационная уха.
Итак, принцип первый: «не верь, не бойся, не проси». Если знакомство с информационным материалом как бы подталкивает вас к одному из этих трёх устремлений, значит рыболовный крючок уже впился в вашу губу, и очень скоро вас начнут подводить удилищем и ловить сачком.
Но ведь есть ужасающие преступления! — возмутитесь вы. И они не фейк. И эти преступления не могут не вызвать самых бурных эмоций. Конечно же, не могут. Но тогда их и в СМИ вам преподнесут их сухо. Наделённые полномочиями эксперты с подробностью следователей будут скрупулёзно собирать детали. А если первыми говорят люди с улицы: актеры кино, футболисты и рок-музыканты — это серьезный повод задуматься о фейке. Когда все по-чесноку, власть, стремящаяся контролировать наши эмоции, будет наоборот, снижать эмоциональный градус. Потом, если будет необходимость, его можно будет и по новой накачать, и в правильную сторону направить. Но сперва нужно взять кейс под контроль, ибо информационное оружие — вещь обоюдоострая.
Принцип второй: жизнь — это не кино. Тем более на кино не похожа война. Кино — это всегда пропаганда. Штампы, заложенные кинематографом и литературой невероятно живучи, что и является одной из тех дырочек в черепной коробке, через которую мозг обывателя и наполняют информационным компостом. Чем больше все похоже на кино, тем больше вероятность того, что вас дурачат. А уж если одну сторону категорически демонизируют, а другую оправдывают — тут уж точно фейк, и очень грубый. Даже когда речь идёт о «наших» и «немцах», или, допустим, о нападении инопланетян-рептилоидов (которые, вероятно, не такие уж и звери, раз смогли сообща построить ракету и прилететь завоевывать шарик). Более того, логические несостыковки являются меньшим поводом для сомнений в достоверности информации, чем их отсутсвие. Гладко — там где придумали. Жизнь — алогична. Реальные мотивы людей сложны и запутаны, а в сказке все чётко.
Теперь перейдем к технологии фейков в реалиях войны. Конспирологическая фантазия рисует чуть ли не заседания в кабинете президента, с участием всего руководства, но в реальной жизни, уровень подготовки дезинформации почти никогда не бывает столь высок. Хотя, разумеется, заказ на фейк может прийти хоть из генштаба, хоть от политического руководства. Вот представьте себя на месте военкора. Вы приезжаете куда-нибудь в захваченный россиянами Мариуполь, или дончанами Хацапетовку, или, наоборот, в освобожденную от россиян Бучу. Да хоть в донбасский Нью-Йорк, который стороны, ради звучного названия штурмуют, как гитлеровцы не штурмовали Эльбрус. Вы можете этого не осознавать, но находитесь на самом деле под полным контролем военных.
Ваши права на пребывание в той или иной зоне регламентировано военными — они выдали вам аусвайс и определяют зону вашей работы. Вас могут не пустить «куда не надо» под предлогом «нельзя», или «опасно». А могут просто не пустить, пригрозив оружием. Если вам когда-нибудь приставляли к голове калаш, вы наверняка запомнили, как отрезвляет холодное прикосновение металла, предназначенного убивать. А уж если вы будете вести себя совсем плохо, вас попросту может задвухсотить блуждающий снайпер. Вражеский, разумеется, или не вражеский — вам это уже будет не важно, а разбираться никто не станет. Вот и выходит, что ваша способность наблюдать ситуацию оказывается уже дверной щелки, которую, до кучи, вам открывают в нужный момент и в нужном месте.
А ещё вас грузят. Вот ходите вы туда-сюда — весь такой красивый, с камерой в руке. Гуляете где разрешили. А вокруг ад. Памятники стоят — расстрелянные из автоматов. Ожившие после ухода людей с передовой, собаки попрошайничают еду у доброжелательных камуфляжных дядек, подкармливающих животину чем Бог послал — чешут ее за ухом, ласково называют меткими, на месте придуманными кличками. Машины, с перекрашенными опознавателями свой-чужой, поверженное знамя противника — как для того, чтобы вдохновлять. Трофейное оружие в ящиках, один из них открыт для обозрения сотрудников СМИ.
Так вот, на самом деле, вы уже гуляете среди декорации. Если вы человек наблюдательный, то обязательно подметите излишнюю как бы причесанность и гладкость картинкы. Зачем они расстреливают памятники? Неужели из ненависти? Нет, конечно же. Если памятник — не танк, а допустим, пионерка с горном и пионер с барабаном, то их, вероятнее всего, расстреляли сами освободители. Для красоты, точнее для картинки. От памятника все равно не убудет, а сюжет будет красивый, и корреспондент не полезет куда не надо. Ибо все готово уже. А посреди декорации гуляют какие-то люди, одетые, как все местные жители из сюжетов про освобождённые кем-то от кого-то населенные пункты. Как из прошлого века: женщины в бабушкинских платках, мужчины в спортивных костюмах «Абибас». Сегодня так не одевается никто. И каждый пытается с вами заговорить. То ли, чтобы стрельнуть сигарету, то ли наоборот — стреляет сигарету и смешное количество местных тугриков, чтобы поездить по ушам. Вот подходит к вам женщина, провоцирует разговор — рассказывает какую-нибудь леденящую душу историю о зверствах противоположной стороны. И рука уже сама тянется к перу, а перо, соответственно…
Вот только на третий такой выезд на передовую, ты замечаешь, что все эти истории — они как под копирку. Соседка, молодая шла с молодым человеком…. А дальше, как пел все тот же упомянутый выше классик панк-рока: «Два дивизионника навстречу. И вот она изнасилована, а у него изорвана печень». Или, как у других панков: «Вдруг из подворотни темной вышел взвод солдат Гестапо, шнапсу выпивших солидно в кабачке еврейском, местном». Не сомневаюсь, такие истории обязательно случаются и в реальности, ибо, как говорится: «A la guerre comme à la guerre», но не в каждой же норе и дыре! А потом, для полноты картины, какой-нибудь дед затянет: «Я помню фашистов! Даже фашисты так не поступали»! И голос зычный, прям Иерихонская труба.
К счастью, фейки, создаваемые на локальном уровне, грубы и примитивны. За ними стоят командиры среднего звена, изучавшие эти техники в одних и тех же академиях. А потому и истории выходят однотипные, как и их агентура. И выглядит она как из прошлого, ибо методички не поспевают за реальностью. А ещё, подставные «петрушки», непременно окружающие военного корреспондента на каждом шагу, ловятся на том, что пытаются впихнуть в свою историю максимальное количество пропагандистских паттернов. Чтобы как в фильме категории «Б» с Рональдом Рейганом: у хороших глаза были обязательно голубые, а у плохих — чёрные. Чтобы плохие обязательно «хайль Гитлер» кричали, или татуировали на левой груди портрет Путина, или тризуб, коловрат, число Зверя, 1488, руны, и какую-нибудь криминальную фигню. А лучше — чтобы все вместе и сразу.
И тут-то для военкора время задуматься: а почему именно эти люди не побоялись выйти на центральную площадь, когда в городке недочищенные ДРГ бродят, и камуфляжные хмыри норовят проверить аусвайс? Очевидно же, что нормальные люди лишний раз отсвечивать не будут? А потому надо быть на чеку, пока в мозг тебе не воткнули очередного распятого мальчика.
Работа с местными жителями в зонах гуманитарных катастроф — задача архисложная. Если конечно вы реально хотите во всем разобраться, а не натыкаться ежечасно на пропагандистские ловушки. По сути, это та же работа со свидетелем, которая, при неправильной интерпретации показаний может обернуться новым 1937 годом. И дело не обязательно в осознанном лжесвидетельстве, и далеко не всегда за распространением дезинформации стоит подготовленный кадровый ресурс. Свидетель — он ведь тоже человек, а значит подвержен информационному воздействию. И качается его сознание вместе с этими волнами, корректируя трактовку фактов, нанизывая их один на другой в формате заданной пропагандой параноидальной логики. И как советский человек в сталинскую эпоху мог увидеть в соседе с непонятным ему хобби иностранного шпиона, так и сегодня нетрудно обнаружить приметы буквально любого плана в любой последовательности событий. Особенно если сильно верить в существование этого плана.
А ещё лжесвидетель может иметь свои выгоды, ничтожные в сравнении с последствиями его лжесвидетельства. Но это с нашей точки зрения. Для него, человека уже находящегося в центре водоворота трагических событий, простая сигарета может значить больше, чем чужие честь, достоинство, и даже жизнь. Ибо смерть — она все равно за спиной, а сигарета может стать последней. А потому речь идёт уже не просто о сигарете, но о возможности пусть на минуту, но забыть о тяготах, конца которым не видно. Не судите их строго — вы просто не знаете, как бы поступили на их месте. Просто к их словам следует относиться не как к истине в последней инстанции, но с долей настороженности — ставить под сомнение каждое слово, точно также, как когда речь идёт об участниках событий.
До кучи, знают они на самом деле не так-то уж и много. Вот вы сидите в подвале, слышите стрельбу, крики, взрывы, лязг техники. А когда все стихло, вы выходите в поисках воды, и видите сгоревший танк, воткнувшийся в асфальт снаряд, распластавшееся на земле тело соседа, который не добежал до подвала. Вы ничего не видели, и можете только догадываться. А кто-то смог видеть больше, но запомнил по своему. А кто-то присочинил — для важности, разумеется, и в фарватере мейнстрима. Или по заданию спецслужб — стукачи ведь и в оккупации остаются, и набрасывают простым людям свои трактовки. Не менее важную роль играют и психологические мотивы. Люди привыкли бояться: бомб, снарядов, людей с оружием. Они привыкли прятаться, выживать на минимальных ресурсах, выглядывать на свет только при крайней необходимости, ибо в любую минуту присутствует риск стать жертвой перекрестного огня или неправильной оценки ситуации одним из человеков с ружьем. Увидел солдатик тень жмущуюся у забора — открыл огонь на поражение.
И вот, все стихло. «Освободители» сменили «защитников». Стало спокойно — ничего не взрывается, раздаётся гуманитарная помощь. Даже птицы запели там, где ещё вчера горела-кружилась земля, и бил неутомимый пулемёт. Очевидно, что человек испытывает к условным «освободителям» целый комплекс чувств — это и благодарность (ибо все закончилось), и страх (они ведь все равно организованы и вооружены, в то время как он как был безоружен, так и остался. И когда с ним начинает говорить журналист — человек из мира, где не пахнет войной, он непроизвольно говорит то, что этот доброжелательный человек хочет услышать. А уж эмпатия у людей в зоне катастроф работает за троих. Данное качество позволяет выжить. И получаются «защитники»негодяями, а все случайные жертвы уже не случайными, а погибшими именно от вражеской злонамеренной стрельбы. Зато «освободители» — рыцарями без страха и упрёка. А когда они меняются местами, то и истории могут так же развернутся в противоположную сторону. А как на самом деле было, человек уже и не вспомнит.
Большой военный миф всегда формируется ложной интерпретации реальных фактов. В реальности же история всегда пишется победителями. И если победителю нужно, то все преступления будут приписаны врагу. При необходимости можно придумать байку про провокации с переодеваниями, тем более, что последние тоже могут иметь место. Впрочем, тема переодеваний — это уже экстрим. К ней прибегают лишь в крайних случаях. Чаще обстановка лишь подкрашивается посредством правильной расстановки акцентов. Я уже писал про декорации, в которых освобождённый город встречает журналистов, но когда дело доходит до подлога с жертвами — открываются глубины почти бездонные.
Возьмём, например, лежащий на земле труп. Он может быть обычным трупом, а может быть трупом со связанными руками. И это уже две огромные разницы: в первом случае речь, как правило, идёт о жертве перекрестного огня, а вот связанные руки — свидетельство военного преступления. Допустим, группа местных жителей погибла, попав под артобстрел. На небольшой территории оказывается десяток мертвых, посеченных осколками тел. Достаточно одному из трупов связать перед приездом журналистов руки, и это уже не случайные жертвы, но сцена массового расстрела. Один маленький штрих, и все переворачивается с ног на голову.
Да неужели так можно?! — возмутится читатель. Конечно можно, даже нужно! Ибо на войне все средства хороши. Ибо операции по дезинформации — важнейшая функция разведки. А уж трупов военные точно не боятся и не стесняются. Их работа — это и есть убийство. Этому их учат.
А можно просто врать, по принципу «не верь глазам своим». Рассматривая всевозможные фейковые сливы, часто диву даёшься: зачем все делать так грубо и топорно? Зачем известное всем видео из Сирии выдавать за видео с Донбасса, а видео с Донбасса — за видео из Харькова? Преломилось ли изображение в капле на зеркале заднего вида, или все же труп действительно встал? И неужели редакторы из спецслужб, одобрившие выход видео, выбрали именно его исключительно из разгильдяйства?
На самом деле это мощный пропагандистский приём, сложный и многофункциональный. В 80х, среди молодежи бытовало развлечение читать журнал «Корея», издаваемый в Пхеньяне. Прикол был в том, что корейская пропаганда доводила привычные идеологемы до абсурда. В частности, публиковались героические военные истории лидера революции товарища Ким Ир Сена. Как товарищ Ким и самолёты камнями сбивал, танки с ружьем останавливал. Зачем, недоумевали мы, так делать? Все ведь очевидно?! На самом деле, именно так обычная лояльность трансформируется в лояльность железобетонную. Ибо когда человек начинает отрицать здравый смысл, контроль над его сознанием достигнут стопроцентный.
Важнейшая задача фейка, и особенно фейка о преступлениях противника — это культивировать ненависть к противнику. Ибо военные мыслят именно так. Это политик думает о завтрашнем дне, когда вчерашний неприятельской снова станет соседом, с которым придётся торговать, сотрудничать, и даже растить общих детей. А военному нужно решать задачи здесь и сейчас. И ожесточение — гарантия лояльности армии, а его отсутствие — риск нарваться на забастовки, аналогичные братаниям в окопах Первой мировой. А уж братания, как известно, закончились революциями — успешной в России, и подавленной, в Германии.
Впрочем, в нашем случае, такой ход событий, увы, маловероятен. Современная пропагандистская машина способна выдавать бесчисленное количество фейков, повышающих градус ожесточенности раньше, чем он будет опровергнут в официальных инстанциях. И уж точно, к моменту его разоблачения (момента, когда эфемерность доказательной базы перестанет компенсироваться эмоциями), ситуация изменится так радикально, что уже никто и не вспомнит за что тогда начинался сыр-бор.
Был ли в 2004 году пресловутый транзитный сервер, посредством которого кандидат Янукович воровал голоса у кандидата Ющенко, или его все таки не было? И если был, то почему его никто никогда не предъявил публике, и ни один человек не понёс наказания за участие в масштабной фальсификации? И это лишь один из примеров, выбранных для описания ситуации, поскольку то дела давно минувших дней, и сомнения на этот счёт уже не вызывают той враждебности, которую могут вызвать более неудобные вопросы: как «кто же, все-таки, расстрелял Небесную Сотню, или почему Украину бомбят точечно, по военным объектам, а жертв среди гражданского населения уже больше, чем за все восемь лет войны на Донбассе»?
И уровень инстанций, дающий тот или иной ответ, тоже не имеет значения. Так власти Сирии обвинялись в применении химического оружия на самом высоком уровне. Об этом писали самые респектабельные СМИ и подтверждали авторитетные НГО. А по итогам, все оказалось пшиком. Зато редактор парижского офиса Reuters Кристиан Лоу, получил Пуллицеровскую премию за объективное освещение событий в Ливии. Объективность состояла, вероятно, в том, что повстанцы — они же борцы за идеалы свободных людей, на деле оказались кучкой бандитов, религиозных фанатиков, работорговцев, обваливших самую благополучную страну континента в средневековый мрак.
Так что же является критерием, если даже смотрящие за журналистскими стандартами поступают как беспринципные жулики? Только логика и здравый смысл. Не существует сторон заведомо хороших и честных, и заведомо плохих и злобных. Мир не бывает черно-белым, даже если вас с утра до ночи убеждают в том, что во всем виноваты бандеровцы, пуйло, ж-д масоны, Демократическая партия США, или Папа Римский со своим иезуитским воинством. Мир сложен, акторы действуют в соответствии с интересами, которые сложнейшим образом переплетены.
А ещё мир подвижен. В нем нет ни вечных друзей, ни вечных врагов. И если Запад долгие годы прикрывал, например, сальвадорскую хунту, гонявшую коммунистических повстанцев по джунглям, то потом все ее делишки всплыли на поверхность, а вчерашние повстанцы превратились в респектабельную политическую силу и время от времени выигрывают выборы, сменяя у власти бывших хунтистов. И для оправдания нового статус-кво будут выдуманы новые мифы. И в их основу лягут тоже фейки, точно так же построенные на интерпретации фактов, подсвечивающие одни аспекты, и затирающие другие. А поскольку мир всегда побеждает, то по итогам, отрицающий фейки от разжигателей все равно окажется прав. Даже если ошибался в каком-то отдельном случае. Исключение — тотальное поражение одной из сторон. А это случается крайне редко.
