Викас Бенивал (Университет Миссисипи) рассматривает основные представления некоторых философов.
Когда кто-то спрашивает: «Кто ты?», очень соблазнительно ответить ярлыками, например, «азиат», «мужчина», «веган» или «студент». Эти ярлыки просты для понимания и помогают другим быстро понять, кто мы. Но такие термины крайне поверхностны. Они рассказывают нам об общих физических чертах, роли в обществе или личном выборе, но не дают глубокий ответ на вопрос: что значит быть собой? Или вообще, что значит быть человеком? Являемся ли мы простыми организмами, или в нас есть нечто большее — душа или какая-то другая, более глубокая основа нашего существования? А может, нас определяют взаимоотношения, которые мы создаём, наши действия или наш внутренний потенциал? От понимания того, что значит быть человеком, зависит, как мы относимся к себе и окружающим, как строим общество и как взаимодействуем с новыми технологиями, вроде ИИ. В этой статье мы рассмотрим некоторые из наиболее значимых аспектов человеческого бытия, изложив основные аргументы различных философов.
Являемся ли мы чем-то большим, чем просто тело?
Одним из самых сложных вопросов о природе человека является следующее: являемся ли мы чисто физическими существами или есть что-то нематериальное, что делает нас такими, какие мы есть?
Представьте, что вы едите апельсин. Вы воспринимаете его оранжевый цвет и ощущаете его сладкий вкус через субъективный опыт «видеть оранжевый цвет» и «чувствовать сладкое». Эти и другие переживания дают почву для размышлений, которые философы, начиная с Дэвида Чалмерса, называют «трудной проблемой сознания». Это вопрос: «Как и почему процессы в мозге производят субъективный опыт?» — а не просто инстинктивные, словно механические телесные реакции на стимулы.
Те философы, которые выступают за чисто физическое объяснение, называемые материалистами, указывают на тесную связь между состояниями мозга и состояниями разума. Подумайте о том, что вы можете быть полностью лишены чувств под действием анестезии или на ваше восприятие сильно влияют травмы мозга или наркотики. Эти примеры убедительно намекают на то, что наше психическое состояние является результатом биологии, а нейронаука подтверждает это, показывая, как наши мысли, эмоции и восприятие коррелируют с конкретной мозговой активностью в определённых областях мозга. Для одних это убедительное доказательство того, что наши психические процессы — это просто сложные физические явления. Но не все с этим согласны. Критики утверждают, что попытка свести сознание только к активности мозга упускает из виду нечто крайне важное — сами впечатления, которые составляют наш разум! Они совсем не похожи на мозговую деятельность, с которой коррелируют, так как же они могут быть этой активностью? Более того, ментальное содержание не обладает физическими свойствами, так что в каком смысле можно говорить о том, что оно само по себе является чем-то материальным?
Дуализм и душа
Чтобы решить этот спор, некоторые придерживаются дуалистической позиции, которая имеет несколько версий. Согласно дуализму свойств, хоть всё и состоит из материи, наш мозг может обладать как физическими, так и ментальными функциями. Или, с другой стороны, субстанциальный дуализм утверждает, что люди состоят из двух разных субстанций: материального тела и невещественного разума (обычно первое порождает второе). Некоторые субстанциальные дуалисты, такие как Рене Декарт (1596–1650), идут дальше и предполагают, что разум — это независимая от тела бессмертная душа, так что дух — это место субъективного опыта.
Понятие души связано со многими метафизическими и нравственными концепциями. В индуизме, например, концепция души связана с понятиями кармы и перерождения. Здесь душа рассматривается как непрерывная сущность, которая переходит из одного тела в другое. В какое тело она попадает — человеческое или иное — зависит от накопленной кармы. Это верование служит моральным фундаментом для многих людей, поскольку добродетельные поступки приведут к благоприятному исходу в будущих жизнях, а негативные — к будущим страданиям. Аналогично обстоит дело и с другими применениями понятия «душа».
Человек как рациональное существо
Согласно одной из популярных идей о том, что является уникальной особенностью человека, его отличительной от животных чертой является способность к рациональному мышлению. Согласно этой точке зрения, определяющей характеристикой человечества является способность к абстрактному рациональному мышлению и деятельность, которую оно обеспечивает, например, язык, культура, идеологии или мировоззрения.
Эта точка зрения имеет глубокие исторические корни и приписывается выдающимся философам, таким как Аристотель, Декарт и Иммануил Кант. Аристотель, например, отличал людей от других существ благодаря нашей способности к логосу (грубо говоря, «рассудку»). По мнению Аристотеля, мы обладаем уникальной способностью к рациональному мышлению, которой лишены другие животные. Звери обладают чувствительными душами, что позволяет им испытывать ощущения и таким образом представлять мир, но люди обладают как чувствительным, так и расчётливым (или интеллектуальным) воображением, что позволяет им постигать, что есть хорошо, а что — нет, с помощью разума. Однако животные не могут быть по-настоящему плохими или хорошими с моральной точки зрения, потому что они лишены рационального аспекта мышления, который делает их морально осознанными.
Этот «рационалистический» взгляд поддерживает человеческую исключительность — идею о том, что люди фундаментально отличаются и (обычно) стоят выше иных форм жизни. Декарт заметно отделял человека от других существ, утверждая, что из всех земных существ только человек обладает разумом. С его точки зрения, «низшие» животные — это всего лишь природные инструменты, лишённые опыта. У них нет потенциала для моральной деятельности, потому что у них нет языка, а значит, и способности к мысли — ведь для Декарта язык нужен, чтобы иметь мысли, мысли — чтобы иметь душу, а душа — чтобы иметь осознанный разум.
Исторически рационализм также считался ограниченным для определённых групп людей, маргинализируя женщин и мужчин с более низким положением в обществе. Например, Аристотель, который был аристократом, считал, что некоторые люди постоянно ограничены в своей способности достичь полной рациональности, особенно женщины и «естественные рабы». Он утверждал, что, хотя эти группы могут принимать рациональные решения и действовать в соответствии с ними, они лишены полноценного элемента рассудка и могут лишь выполнять приказы. Они также не могут в полной мере постичь моральное благо.
Философы с феминистическими взглядами утверждают, что подобные рассуждения направлены не на поиск истины, а на поддержание патриархальных структур власти и укрепление половых предубеждений. Они обоснованно утверждают, что подобные стереотипы ограничивают потенциал и возможности людей в зависимости от их половой принадлежности. Человеческая исключительность сама по себе связана с антропоцентризмом и видоцентризмом — широко распространённой тенденцией считать человека главным и превосходящим другие виды жизни. Этот иерархический взгляд, в свою очередь, оправдывает господство и порабощение тех, кого считают «ниже человека».
Это не просто предположительное описание человеческой природы: оно часто несёт в себе нормативные смыслы, укрепляющие существующие структуры власти и приоритеты. Утверждение, что «быть человеком — значит быть разумным», проблематично, поскольку оно может благоприятствовать определённым полам, расам или классам и исключать из рассмотрения морали определённые группы, такие как дети и люди с ограниченными возможностями, а также исключает животных.
Человек как часть природы
Существует и противоположная идея, согласно которой люди вовсе не являются особенными — по крайней мере, не в том смысле, в котором мы думаем. Согласно натуралистическим представлениям, человек является частью мира природы, либо как сложная физическая система, либо как часть всеобъемлющего панпсихического мира. Панпсихизм — это вера в то, что вся материя обладает той или иной формой сознания. Это не означает, что камни и атомы обладают разумом, подобным нашему, но, скорее, что во всех вещах присутствует некий базовый уровень сознания или жизненный опыт.
Эти и подобные им теории натурализма подчёркивают преемственность между людьми и другими видами и отвергают идею принципиального разрыва между ними. Так, Дэвид Юм (1711–1776) в своей работе «Трактат о человеческой природе» (1739), вопреки Декарту, утверждает, что и люди, и животные способны мыслить и рассуждать, отличаясь лишь степенью, а не видом. Барух Спиноза (1632–1677) идёт дальше и утверждает, что люди и весь остальной мир являются частью единого целого — независимо от того, называть ли это «Богом» или «природой» — и что всё во вселенной управляется одними и теми же законами. Он также критикует тенденцию проецировать человеческие мотивации на природу — например, говорить, что животные действуют из «мести», — и утверждает, что такой антропоцентрический взгляд искажает наше понимание.
Даже если у нас есть что-то уникальное, присущее только людям, например, способность к абстрактному мышлению, это не обязательно означает наше моральное превосходство или то, что мы должны относиться к морали по-другому. Философ-утилитарист Джереми Бентам (1748–1832) утверждал, что мораль должна основываться не на способности рассуждать, а на способности страдать. Он задал знаменитый вопрос: «Дело не в том, могут ли они рассуждать? или могут ли они говорить? — а в том, могут ли они страдать?» (из «Введения в принципы морали и законодательства», 1789).
Такая точка зрения расширяет масштаб морального рассмотрения, включая в него всех чувствующих существ, а не только людей. Однако распространение моральных принципов на каждое живое существо также порождает сложные этические дилеммы. Например, сельскохозяйственная отрасль сталкивается с этическими последствиями практики животноводства, а также с необходимостью решать вопросы экологической устойчивости и продовольственной безопасности.
Человек как часть общества
В своей книге «Политика» Аристотель назвал людей «социальными животными». С этой точки зрения взаимодействие в обществе является определяющей характеристикой нашего вида. Мы действительно обладаем врождённой склонностью к созданию сложных сообществ, включающих системы установления законов и разделения труда.
Другие философы предлагали свои точки зрения, которые продолжают формировать наше понимание человеческой природы и общества. Томас Гоббс (1588–1649) придерживался довольно мрачной позиции, считая, что к созданию социальных систем людей побуждают корыстные побуждения, страх и стремление к власти. В книге «Левиафан» (1651) он описал жизнь в естественном (дополитическом) состоянии как «одинокую, бедную, мерзкую, жестокую и короткую», а затем утверждал, что общество формируется из корыстных интересов — в частности, из общей потребности в безопасности — а не из врождённого альтруизма. В том же ключе рассуждает детский психолог Бертон Л. Уайт, который выделяет «эгоцентричное» качество, присутствующее в детях с рождения и проявляющееся в действиях, которые он называет «откровенно эгоистичными».
В противоположность Гоббсу, Жан-Жак Руссо (1712–1778) считал, что люди от природы добры и сострадательны, но общество их портит. Руссо представлял себе естественное состояние как мирное, когда люди живут в изоляции, объединяясь лишь по мере развития общества, которое он считал причиной неравенства и пороков. Карл Маркс (1818–1883), напротив, сосредоточился на том, как социальные отношения формируют человеческую природу, утверждая, что человек определяется его продуктивной деятельностью и трудом, и что наша природа формируется экономическими и социальными системами, в которых мы живём, а не потому, что мы обладаем некой неизменной сущностью.
Идея Гоббса об эгоистичных людях привела к тому, что он защищал абсолютную монархию; идея Руссо о нашей врождённой доброте вдохновила его на идеи демократии и индивидуальной свободы; а Маркс дал критику капитализма. Каждая из этих точек зрения подчёркивает различные аспекты того, что значит быть человеком, и роль общества в формировании человеческого поведения.
Создание нового человека
Новые технологии заставляют нас по-новому взглянуть на вопрос, что значит быть человеком, а генная инженерия и искусственный интеллект бросают вызов традиционным идеям. Например, генетические модификации могут улучшить в человеке физические или умственные способности, но при этом они также стирают границы, определяющие понятия «естественный человек». Такие модификации могут привести к дискриминации и неравенству, если не будут тщательно регулироваться.
В романе Мэри Шелли «Франкенштейн» (1818) освещается эта дилемма. Существо Франкенштейна, брошенное своим создателем, подверглось гонениям за свою внешность и неестественное происхождение. Это демонстрирует потенциальные предрассудки в отношении генетически модифицированных людей. Люди, если определять их по наличию естественного биологического плана, могут оказаться неготовыми признать таких существ и их права.
Ещё одно опасение касается создания искусственного интеллекта с человекоподобным сознанием или даже превосходящего человеческие когнитивные способности. Если ИИ будет развивать самосознание, где мы проведём моральную границу между человеком и машиной?
Трансгуманизм, изучающий слияние человека и технологии, предполагает, что однажды мы сможем загрузить своё сознание на цифровые носители и таким образом преодолеть биологические ограничения — даже смерть.
Мысленный эксперимент философа Сидни Шумейкера предлагает свой взгляд на непрерывность личности при такой загрузке. По его сценарию, машина сканирует и стирает личную информацию из одного мозга и переносит её в другой. Если психологическая преемственность обеспечивает личную идентичность, то человек, получившийся в результате такого переноса, будет считаться человеком из первоначального мозга. Но вот в чём загвоздка: предположим, что пока ваш мозг сканируется и создаётся цифровая версия «вас» для переноса в новый мозг, наступает момент, когда ваши ментальные свойства — мысли, чувства и переживания — не активны вообще. Итак, вы только что умерли? И вас собираются воскресить — или просто создают вашу копию?
Эта ситуация подчёркивает сложные метафизические и этические последствия загрузки разума. Учитывая подобные проблемы, многие сторонники теории психологической непрерывности личности исключают возможность перемещения сознания на компьютер. Они также утверждают, что для сохранения личности необходима непрерывная физическая основа. Появляется также вопрос: если процесс загрузки успешен, что делать с телом? Каковы будут права и обязанности цифровых существ? Как нам относиться к созданию и возможному уничтожению цифровой жизни?
В мире, где технологии стремительно развиваются, мы видим, что постоянное исследование человеческой природы важно как никогда. Когда мы будем решать этические и политические проблемы будущего, необходимо не только находить ответы, но и задавать правильные вопросы.
