Теперь, когда первый шок от интервью Романа Протасевича белорусским государственным СМИ и возмущение тем, что он «предал», «сдал всех» и т.д, улеглось, попробуем посмотреть на эту ситуацию чуть с другой стороны. Ведь интервью Протасевича содержало в себе не столько идеологические разногласия с режимом Лукашенко и штабом Тихановской, не раскрытие тайных схем существования белорусской оппозиции, а просто обиду втянутого в блудняк малолетки на «стариков с района». Подбросили вверх, попользовали во все дыры, а потом лишили всех благ, да еще и подставили. Возбуждение Протасевича во время интервью можно объяснить не только и столько белорусской «сывороткой правды» (в виде какого наркотика бы она не досталась конкретно Протасевичу), сколько внезапным осознанием мощной межпоколенческой подставы. Понимание того, что от старших хорошего ждать не стоило. Как неглупый и в общем-то грамотный парень попал в такой опасно-идиотский расклад, вместо того чтобы, по его же собственным словам, «нормально жить растить детей», можно объяснить тем, что произошло с советской молодежью в конце 1980-х.
Комсомол, как тогда говорили, перестраивался вместе со всем Советским Союзом. Его взрослые члены и членкини вдохновенно делили все сферы молодежной жизни от идеологической и культурной до финансовой и нефтегазовой, а едва сменившие пионерский галстук на комсомольский значок или просто засунувшие его в карман ученики старшей школы, профессиональных училищ занимались чем-то таким, смысл и объяснение чему с высоты прожитых лет найти довольно трудно.
Нет, это поведение не было каким-то особенно маргинальным: бутылка сухого вина или портвейна на пять-семь человек и сигаретка по кругу в подъезде не были ни целью, ни смыслом жизни. Так, легкий налет взрослости – «молодые люди», а не «мальчики и девочки». И даже не «юноши» и «девушки» — ими именовали себя неустроенные дядьки и тетки около тридцати, внезапно ощутившие себя молодыми и навязавшие свой дискурс неустроенности и неудовлетворенности во всех сферах человеческой жизни и индивидуального бытового скотства в качестве новых правил жизни и удачно продавшие их как на внешнем, так и на внутреннем рынке.
«Мне 25, и я до сих пор не знаю, чего хочу», — пел зачем-то получивший математическое образование Гребенщиков.
«Твой папа – фашист!», — жаловался приближавшийся к 30-ку Борзыкин.
«Это гопники, они мешают нам жить», — страдал родительский ровесник Майк Науменко.
«Перемен! Мы ждем перемен!», — провозглашал давно вышедший из школьного возраста Цой.
Подростки, впрочем, ничего не ждали, родители их были никакими не фашистами, а обычными советскими людьми – не добрыми и не злыми, по мере возможности покупавшими своим детям джинсы и плееры, оплачивавшими репетиторов и надеявшимися на то, что они реализуют родительские мечты, — в описываемое время или вдохновившимися переменами и тоже объявившими себя молодежью, или же наоборот растерявшимися и сходу записавшими себя в народную армию алкашей без возраста.
Спокойно взрослевшие позднесоветские подростки – первые сигареты, актуальные книжки и фильмы, первые бокалы вина, самостоятельные походы в филармонию и в театр, танцы и первые поцелуи, поиск актуальной музыки, смешной по нынешним временам экстремальный спорт – скейты, скалы и маски с трубками — легкая и непринужденная подготовка к будущей жизни: вся эта полная мелких для взрослого, но чрезвычайно важных для условных 17-летних жизнь оказалась сметена мощной волной хорошо оплаченной пропаганды саморазрушения или в лучшем случае эскапизма, запущенной вполне состоявшимися циничными «дядями» и сильно «старшими братьями».
«Я говно, ты говно/Будущего нет»,- распространял личное помешательство престижно образованный и состоятельный Свинья (Андрей Панов).
«Если есть в кармане пачка сигарет/Значит все не так уж плохо на сегодняшний день», — проповедовал Цой полубомжатский образ жизни.
Позднесоветские подростки не были говном, и будущее, даже в эпоху либерализации цен, их ждало вполне человеческое.
Да и пачка сигарет не должна была стать пределом их мечтаний. Но престарелые юноши и девушки объявили «племянникам» и «младшим братьям», что быть успешными и жить по-человечески – позорно: надо стремиться к безумию и нищете, не забывая, впрочем, пополнять их карманы, потребляя их псевдомолодежный культурный продукт, ну и любой ценой не позволять той самой «молодой шпане», о которой они кокетливо мечтали десятью годами ранее, смести их с лица земли.
Смели в результате тогдашних подростков –мало кому из тогдашних молодых талантов и блестящих красоток удалось выжить даже в физическом смысле, а те кому удалось, были презрительно объявлены «говнороком» и проститутками. Все для того, чтобы седые и многократно модифицированные пластическими хирургами кандидаты в гериатрическое отделение и сорок лет спустя сохраняли свои статусы молодежных лидеров и первых красавиц.
Задавливание старшими младших – проявление конкуренции, в котором мы никак не отличаемся от животных. Другое дело, что животные убивают младших конкурентов сами, а люди просто отправляют их на смерть – социальную или физическую, в данном случае не важно. И слушая лидеров, которые обещают волшебную страну будущего, поскольку сами молодые и понимают проблемы, нужно помнить, что ты не молодой, а взрослый, а вот эти престарелые «молодые» никогда не позволят тебе даже кричать «Слава Украине», а только отвечать «Слава Героям», и даже если геройски погибнешь ты, героями они все равно будут считать себя, а ты будешь всего лишь цифрой в списке потерь.